Латинское метафорическое высказывание о человеческой жизни, как о непомерно тонком мыльном пузыре, который переливается всеми цветами радуги лишь считанные минуты, быстротечно лопаясь от малейшего дуновения, впервые встречается в I веке до н.э. в трактате Res rusticae римского писателя и ученого Марка Теренция Варрона. К XVI веку Homo Bulla, популяризированное Эразмом Роттердамским, становится крылатым изречением и прочно входит в арсенал vanitas — натюрмортов и жанровых сценок, аллегорически показывающих бренность человеческого бытия и быстротечность жизни.
Многочисленные изображения детей или ангелов, выдувающих мыльные пузыри, часто перемежаются с другими эмблемами тщетности удовольствия и неизбежности смерти: привядшими цветами и фруктами – символами старения; черепами, не двояко указывающими на печальный исход; морскими раковинами – останками некогда живого животного; игральными картами или шахматами, которые символизируют непредсказуемость, а иногда и абсурдность жизненной игры; угасающими свечами, разбитыми зеркалами, надтреснутой посудой или просто пустыми стаканами, чье стекло намекает на хрупкость человеческого естества, из которого вытекла вся жажда жизни.
Мыльные скульптуры Маши Куликовской продолжают многовековую традицию vanitas в западно-европейском искусстве, изменяя лишь масштаб и степень метафорического приближения. Художница отливает скульптуры по форме собственного тела, тем самым переводя разговор о бренности человека из поля общефилософских высказываний в очень личностную сферу автобиографического проекта.
Три мыльных клона Куликовской, в отличие от живописных vanitas прошлых веков, далеко не аллегорически демонстрируют эфемерность бытия. Скульптуры нарочно разбросаны по территории ИЗОЛЯЦИИ под открытым небом, тем самым попадая в условия естественного старения. Под действием солнца, дождя и других атмосферных явлений мыльный раствор будет стекать с металлических хребтов скульптур, растворяясь в природе так же, как человеческие тела после смерти. Обращаясь к узнаваемому мотиву homo bulla, Куликовская осовременивает его, создавая не репрезентацию, чье эстетическое наполнение служит отвлеченным знаком, а презентацию, где динамика изменений важнее формы.
Рождение мыльных скульптур в одном из цехов ИЗОЛЯЦИИ является лишь началом проекта. Его развитие — в наблюдении за быстротечной жизнью скульптур, документации процесса их постепенного старения и неизбежного ухода в небытие. После этого останутся только фотографии – семейный изоляционный альбом о тех, кто был когда-то рядом.
Куратор: Олена Червоник
